Poetic-Verses from ATHANASE
De la divine poésie (Russian)
По-прежнему, о божественной поэзии
Поэзия начинается с радости познания того, что всякая вещь бессмертна. Она возникает из трепета, который охватывает ум при первых проблесках познания материи. Поэзия – это ярчайший свет, полностью реорганизующий жизнь того, кто ей занимается. Дни, проведенные в ее вибрирующем присутствии, - это дни нежности, дни, когда душа стремится уловить скрытое сияние каждого слова, дни, наполненные сладкой работой, посвященной оформлению совершенной фразы. Это дни, когда душа, в восторге от творчества, на самом деле ощущает присутствие Бога. Чтобы убедиться в этом, достаточно прочесть произведение немецкого монаха и поэта Вильгельма Генриха Вакенродера (1773-1798) «Излияния монаха-любителя искусств» (1797). «Энтузиазм художника, - пишет Вакенродер, - это не что иное, как немедленное Божественное вмешательство». Чтение этого необыкновенного произведения, выдающегося по своей головокружительной глубине, доставило мне моменты невыразимого блаженства. Меня охватывала дрожь перед полным музыки лиризмом этого странного автора, перед острой тоской, которую рождало в его сердце Средневековье, перед его потрясающей любовью к искусству Дюрера (1471-1528), этого мага, художника и графика, который так тронул меня самого в юношеском возрасте. Книга Вакенродера имела основополагающее значение для раннего романтизма – романтизма Иены, и для Людвига Тика (1773-1853), который был его другом. Я всегда верил, а теперь ощущаю это всем своим нутром, что поэзия и религия – сестры.
Легко понять, почему я, будучи еще молодым поэтом, не мог не подписаться под словами немецкого философа, критика и литератора Фридриха фон Шлегеля (1772-1829): «Взаимоотношения подлинного художника со своим идеалом глубоко религиозны». Ибо подлинный художник твёрдо убежден, что вещи этого мира являются точной копией священного мира, где все прекрасно, все совершенно, все вечно. Мира, в котором и вещи, и существа неисчерпаемо новы. Поэзия это извечная попытка с максимально возможной точностью воспроизвести блеск этого идеального мира, ибо лишь она одна знает его несметные сокровища. Чем более возвышенна душа поэта, тем более верно это воспроизведение. Вот почему поэзия каждого нового певца это бесконечное начинание с начала, это новая заря, это новый день. Всякий правильный перевод подразумевает бешеный труд, бессонные ночи, моменты восторга и изнурительного упадка. Я мог бы сказать это по-другому. Например, сказать, что поэзия возвращает словам, которыми она пользуется, их первоначальный смысл, их первоначальное очарование. Или, например, выразить мою мысль так: поэзия черпает в словах средство своего существования, красоту, о которой никто не догадывался. Она открывает сущность, превосходящую их первоначальное предназначение.
Свет, который излучают стихи, является результатом стольких бдений, стольких криков радости перед лицом прекрасного, стольких слез, стонов и отчаяния перед бездной жестокости жизни! В причитаниях души, в жалобах сердца, в стремлениях сердца созревает, перемежаемая Божественным дыханием, амброзия стиха, нектар поэм. Чтобы объяснить это проще, я воспользуюсь прекрасной метафорой и скажу, что поэзия это полотно огромной силы, искусство, которое намного превосходит все другие виды искусства. Весь непосредственный предмет поэзии заключается в обычной, повседневной жизни, в повседневных печалях и радостях, в бесконечном количестве незаметных радостей, которые, время от времени, украшают тяжелую жизнь существа именуемого человеком. Этот предмет меняется по мере незаметного течения лет, по мере превращений, которые без малейшего шума происходят в наших венах. Но материал, который предоставляет мир, недостаточен для того, чтобы создать прекрасную поэму, чтобы создать у искушенного читателя впечатление «прекрасного произведения». Она лишь предлог для поэзии. Необходимо добавить к ней божественное вдохновение, небесное дыхание, вибрации света. Лишь тогда поэзия сможет приобрести ценность души материи. Без потаённого дыхания ангела, незаметно примешивающегося к нашему слову наша поэзия будет тяжёлой, как свинец. Она не станет частью вечности. Лишённые божественного дыхания, наши чувства, сколь ни были бы они быстры на отзывчивость, не смогут раскрыть нашему сердцу всё богатство мира. Чувственные восприятия, равно как и умственные представления, не исчерпывают сложности вселенной, которая нас окружает. За каждой подмеченной вещью сквозит отсвет, доступный лишь интуиции. Вы видите фиалку. Она радует ваш глаз. Она то, что вы можете взять, потрогать, понюхать, даже попробовать на вкус. Но для поэта фиалка гораздо больше, чем всё это. Она – очаровательная улыбка, тайный знак невидимого гения, сладко дремлющего в её корнях. Именно эта замечательная улыбка, эти таинственные знаки, которые возникают в нас и радуют наш внутренний взор, торжественно открывают нам небеса своими нежными руками. Некто поёт в каждой вещи, которую мы воспеваем, некто излучает нежность, которую мы стараемся почувствовать, осознать и затем передать всем тем, кто слушает наше пение. Поэт, который знает это, является thaumaturge. Он говорит, и солнце встаёт. Он кричит, и при первом его крике появляется мир.
Рискуя повториться (но ч&
Comment On This Poem ---
De la divine poésie (Russian)
De la divine poésie (Russian)
